Пагубь

Ты внезапно пробуждаешься в полутёмной своей комнатке, которую только луна озаряет мутным пятном через твою сине-зелёную занавеску. Зря, между прочим, ты проснулась.

Я — повсюду. Я — везде. Я — сама эта комната, твоя комната, где ты, глупая — помнишь, я звал тебя «моя глупенькая»…

Когда не стал ещё этой комнатой, когда cancer не унёс меня — ты думала навсегда, почти по Эдгару По получилось, только наоборот: у По всю дорогу несколько бледные аристократы безутешно оплакивают ушедшую там Лигейю или Беренику — довольно смешные для меня имена, особенно последнее, пока ещё был жив… А сейчас безразличны мне они — мёртвым не нужны ни книги, ни чужие выдуманные имена, тем более когда мёртвые осознанно воплощаются в…

Ты ещё в тот, первый раз, когда я, почти небезуспешно… — ты пыталась мне противостоять, вызывала священника, тот побрызгал святой водой, почитал свои молитвы. Я вздохнул тогда всем своим новым — организмом, если это можно сейчас так назвать. И если бы мог тогда рассмеяться — посмеялся бы. Но. Не над чем было бы смеяться, ни тогда, ни сейчас — я слишком тебя люблю, чтобы смог причинить тебе… хотя бы испуг. Пускай я ощущаю временами, как вот такою ночью, что любовь мёртвого может стать губительной для живущей…
Как ты тогда рыдала, моя маленькая миленькая глупенькая, когда уже из морга привезли «Нет, останься со мной, останься же!.»

Я и остался — воплощением твоей спальни, сродни incubus’у, потому что мою привязанность к тебе, плотскую и духовную, не превозможет ни так называемая «физическая смерть», ни твой глупый страх, потому что я стал этой комнатой…

Ты пробуждаешься окончательно, моя глупая девочка, ты ошарашенно смотришь по сторонам, тебе слышится чей-то зов — и это твои призывания меня…

И углы комнаты начинают смыкаться вокруг тебя, а ты, моё очаровательное полусонное создание, с недоумением оглядываешься — я слышу твои мысли, ты полагаешь что спишь — а мне это нравится, нравится… и ещё больше нравится силуэтом комнаты — силуэтом меня, воплощающегося постепенно — входить в тебя, как при моей, нашей с тобой жизни — а ты шепчешь: «Пагубь, ты моя пагубь» — да, я действительно сейчас гублю тебя ЭТИМ. Гублю твою физическую оболочку, но твой дух — он давно уже со мной, и при мне — и сейчас происходит то, чего боялась сознательная часть твоей души, но к чему так стремилось бессознательное…

Ты, уже испытывая первые сладострастные конвульсии, вполголоса произносишь: «А мы будем вместе?» — ну конечно же — когда твоя внешняя душа человеческой самки в конце концов станет единым целым с моей, и в этой комнате поселятся уже другие люди — мы опутаем и их облаком любви мёртвых, мы возьмём их души и станем ещё сильнее, и уж они купно с нами, истинно путаясь в тенётах воистину неземной любви, да, мы с ними, объединёнными усилиями — мы охватим любовью умерших, что пламенеет подчас сильнее любви живых, не знающая ни разлук, ни расстояний, — итак мы захватим весь, весь город.

И это будет… люди бы прозвали его Град Окаянной Любви. Или просто — Город Пагубь.

Роман Дих