Когда ночью из старого бабушкиного сундука доносился шорох и многоголосый писк, мама спросонок счастливо усмехалась с кровати:
— Скоро, скоро милые мои! Пополнение ждём – и отец вторил ей сиплым басом:
— Ужо жирные небось будут, не как в прошлый раз-то!
— Будет тебе, Фёдор – смеялась мама, — и месяц назад не хуже были!

А Нюрка в своей кроватке сглатывала слюну, вспоминая, каковы же они на вкус.

В бабушкином сундуке жила огромная мышь-матка. Неизвестно – вернее, Нюрка не помнила – откуда она взялась: должно быть, отец где-нибудь отыскал; размером с хорошую кошку, серая тварь обычно лежала на подстилке из соломы поблёскивая бусинами глаз, изредка Нюрка с мамой вытаскивали мышь-матку из её заточения и пускали погулять по избе. Мышь с трудом передвигалась по крашеному полу, лапки разъезжались, длинный розовый хвост волочился за нею. А мама и Нюрка тем временем меняли своей питомице соломенную подстилку – отдающую типично мышиным запахом, в чёрных комках засохшего помёта.

Гуляла мышь недолго – быстро утомлялась. Мама вновь бережно помещала её в сундук и подсыпала в плошку пшеницы, мышь хрумкала пшеницу и засыпала.

Сегодня вот этот вечер – к их питомице пожаловали кавалеры: шорох соломы, писк – всё говорило о том, что у их мыши скоро появится потомство. И тогда…

И через примерно неделю из сундука начинал доноситься писк новорожденных мышат.
— Скоро ли, скоро? – спрашивала она у мамы.
— Погоди, доченька, не сразу же!

И дня через два наступал этот вечер: мама складывала мышат, розовых и нежных, в крынку; сама же помещала мышь-матку в огромное блюдо и принималась теребить её набухшие молоком сосцы. Мышь не мигая глядела. Её приплод тихонько пищал в крынке.

Потом мама бережно относила мышь в её жилище, молоко процеживала через марлю в чугунок и, разведя водицею, ставила в печь. Когда эта смесь вскипала, мама вытягивала чугунок из печки, пересыпала в него ещё живых мышат и снова запихивала в печь; спустя время добавляла в варево репу, картошку, укроп для запаху и оставляла томиться снова в печи.
А вечером приходил с работы отец, долго умывался под рукомойником в углу, с печки, кряхтя, слезала бабушка – и вся их семья устраивалась у стола.

Мама разливала по мискам пахучее варево; тельца варёных в молоке мышат похрустывали нежно-нежно на нюркиных зубах – и вся семья замолкала, слышен был только стук ложек и чавканье. Похлёбка из варёных мышат была очень вкусна.

В колхозе все знали, что они едят мышей, и за глаза звали «мышеедами» – а так ничего, с пониманием люди всё же.

Раз только зимой, вечерком, участковый пожаловал – донёс кто-то всё же – долго обивал снег с валенков в сенях, пройдя в горницу, уселся без приглашения, глянул на отца строго:
— Жалоба на вас поступила… — и замялся от нелепости самой жалобы. – Мышей, говорят, едите – совсем стушевался участковый.

— Ну да, Филипыч, едим! – согласился отец. – И чего тут такого? И в молочке варим.
— В молочке?! – обрадовался было служитель закона. – От государства, значитца, утаиваете?
— Почему это от государства – тут мама возмутилась – на мышином молоке и варим, той мыши, что их и породила! У нас мышь-то вон какая большая да справная живёт! На всех нас хватит!
— Дак это… — сельский «пинкертон» побагровел – настолько и сам факт жалобы, и слишком лёгкое признание членов семейства не укладывалось в мозгу. Порылся в памяти – и осенило его наконец.

— А ведь сказано где-то было «не вари… в молоке матери его»…
— Э-эх, Филипыч – отец аж перегнулся через стол, и глаза победно засверкали – так то в Библии сказано было «Не вари козлёнка в молоке матери его»! Козлёнка, понимаешь ты?! А не мышонка! – отец лукаво прищурился. – А ты чего это кстати, Филипыч, Библию-то вспомнил? Она ведь пережиток старины, у нас вон и церкву-то давно закрыли, и попа увезли куда-то, а ты – отец распалялся – коммунист, власть, можно сказать, деревенская – и такое вспоминаешь? А?
— Ладно, ладно – участковый руками замахал – ешьте дальше… мышей своих. – И поднялся было.
— Филиппович, а на посошок? – мама, улыбаясь, выставила на стол бутылку водки из сельпо и мисочку с солёными груздями.
— Дык я… при исполнении вроде как – замялся участковый, не отводя впрочем глаз от бутылки, а отец уже прытко наполнил стаканчики.
Они выпили втроём – участковый, мать и отец, ещё один стаканчик поднесли бабушке на печку.

— Ну – участковый утирал усы, – раз так – тогда так…
— Дяденька Филипыч – Нюрка, повеселев, подскочила – не ругайся на нас! Мышки – они вкусные-е!
Растроганный участковый добыл из кармана полушубка конфетку «Раковая шейка» и, обдув табак с неё, протянул ребёнку.

Роман Дих