Комариные укусы

Пашковский сидел на краю старого кресла, широко раздвинув ноги. Аля ритмично поднимала и опускала голову, держа его член во рту, сжав правой рукой у основания. Другой рукой, свободной, она расчесывала комариные укусы на ляжках. В этом году комаров было много, потому что их не успели вовремя потравить.

— Только не кончи мне на блузку, — сказала Аля, не вынимая изо рта прибор, — прошлый раз я не могла отстирать.

— Ага, — зевнул Пашковский и прижал ее голову к себе.

Аля закашлялась.

— Витя, какого хуя? — изо рта потекла слюна.

— Не отвлекайся.

Тогда она опять, с недоверием посмотрев на Витю, продолжила свое монотонное занятие. Вдруг зазвонил телефон, и Пашковский, дотянувшись до трубки, ответил.

— Слушаю?

Аля продолжала надрачивать, равнодушно уставившись в окно.

— Добрый день. Мне нужна Алефтина.

— Она сейчас занята. А кто ее спрашивает?

— Дай, дай мне трубку, — крикнула Аля и вырвала из рук сожителя телефон.

— Это из офиса. Передайте ей, что мы сокращаем штат.

— Да, это я, слушаю.

— Алефтина, Вы попали под сокращение. Мне очень жаль. Приходите завтра до обеда, заберете вещи. И зарплату за этот месяц.

На том конце линии повесили рубку. Аля задумалась.

— Ну, вот, снова работу искать, — сказала печально, не отводя глаз от деревянной оконной рамы.

Витя кончил в тот момент, когда она это говорила. На улице сгущались сумерки, и было слышно, как скрипят ветки под порывами ветра.

— Это совсем необязательно, сейчас деньги ничего не значат, — ответил Пашковский, натягивая брюки.

— А ты не хочешь кончить?

— Я же все равно не могу — пожала плечами девушка.

На следующий день Аля брела домой с большой коробкой в руках. Когда она собирала вещи, которые за два года заюзала, затерла взглядами, разрисовала отпечатками пальцев, вдруг поняла, что запросто могла бы справиться и без них. Для чего ей теперь нужна рамка для фото, или мягкая игрушка, или чашка со знаком зодиака? Все казалось ненужным и вызывало эмоциональную тошноту.

Погода была мягкая, солнечная, это был один из тех обезличенных осенних дней, который стирается с памяти навсегда. Люди помнят грозы, или снежные бури, невыносимую жару. Ровная неприметная прохлада обычно проходит незаметно. Алефтина подошла к остановке и бросила коробку на асфальт. Сама уселась на скамейку и закурила.

— Аля? — к ней подошел высокий парень в спортивном костюме, — ты что ли?

— Я, — ответила она равнодушно, — а я думала, ты умер.

Это был Костя. Её старый знакомый.

— Как дела? Семья, дети, работа?

— Нихуя. Только коробка эта, — Аля бросила взгляд на серый картон с логотипом конфет «Рошен». — Но знаешь, я не жалуюсь.

— Правда?

— Угу. Раньше засыпала, и все время думала, как мы встретимся в мирное время. Как нам тогда хорошо будет.

— Мирное время. Я заебался, подруга. А мне всего двадцать лет. Такое чувство, что пятьдесят.

К остановке подошла пара с коляской. Немолодая женщина и мужчина с опухшим, осунувшимся лицом присели на скамейку рядом с Алей. Ребенок в коляске молчал, а эти двое курили одну сигарету на двоих.

— Тоскливо здесь, — зевнула Аля

— А на войне скучать некогда. Все думал о твоем Достоевском, когда было время думать. Убить человека здесь, в городе, трудно. А там. Совсем другая ситуация.

В коляске заорал ребенок, а дорога была пуста, как будто здесь никогда и не проходил транспорт.

— Хорошо, что ты не какой — нибудь чекнутый патриот. Мне это в тебе нравится. У тебя не болит душа за Родину. И у меня не болит. Только внутри все болит, когда мы с моим парнем занимаемся сексом. С тобой такого не было.

— Это все потому, что я никогда не был твоим парнем. Точно тебе говорю. А патриотизм…Я просто поехал туда, потому что не зассал. Людям не всегда нужен смысл. Великие идеи — не самая прочная опора.

— Да, это верно, — Аля достала еще одну сигарету, но, вдруг передумав, убрала ее обратно в пачку. — Людям не всегда нужен смысл.

— Твой парень зассал, поэтому тебе плохо с ним.

Ребенок замолчал, и теперь он смеялся. Костя внимательно посмотрел Але в глаза.

— Скучал по тебе.

— Правда?

— Ну не стану же я тебе врать.

— Меня дома Пашковский ждет. Он меня любит.

— Подождет, — Костя легонько пнул коробку ногой, — тяжелая?

— Ну, так. Скорее неудобная.

Костя взял коробку, и они пошли вместе по пыльной обочине вглубь города. Людей на улице было мало, и окна в некоторых домах были забиты досками. Уже третью неделю не ловила мобильная сеть, третий месяц не было водоснабжения и второй год не проводили народных гуляний. Население города вновь пользовалось стационарными телефонами.

— Это твой дом? — спросила Аля, когда они зашли в неуютное помещение на цокольном этаже

— Не мой. Мой сожгли. Раньше я жил с родителями, и у нас было полторы комнаты на всех. Я, брат и мама с папой.

— Грустно. А сейчас так много места. Живи, где хочешь. Если сумеешь выжить, — Аля с интересом рассматривала серые стены.

— Ну, мы с тобой сумели. Останешься до утра?

— Тогда мне нужно предупредить Витю.

— Если хочешь, я сам ему позвоню и скажу, что ты будешь со мной.

Алефтина печально рассмеялась и убрала прядь волос с лица.

— Не нужно.

— Как скажешь, — Костя достал из холодильника бутылку вина, — только это есть. Покатит?

Она кивнула. Они быстро выпили по стакану, словно это был сок. Потом Костя подошел ближе к Але и расстегнул ей блузку. Было сыро и темно, так, что видны только силуэты.

— Мне нужно в душ, — вырывалась Аля.

— Забей, это реально сейчас не важно, — сказал Костя и уложил девушку на старую кровать, застеленную покрывалами.

Они часто целовались и часто смотрели друг другу в глаза. Так, словно хотели что-то найти, но это не получалось. С улицы доносились звуки, похожие на выстрелы и слышно было, как плачет и смеется ребенок в коляске у пожилой пары. Чувствовался дым их одной на двоих сигареты и мерещился скрежет трамваев. Все было, как во сне, а под утро Аля ушла. Она выбросила в мусорный контейнер свою коробку с офисным барахлом.

«Пашковский, наверное, меня заждался», — подумала она и, ускорив шаг, свернула за угол. Комариные укусы теперь чесались еще сильнее.

Даша Д.