Ноябрьские бдения

Мы с мамой братишку хоронили – «хмурым» убитого. Тяжело, конечно
— Пускай ему земля пухом будет… Мама всё плакала…
Мне, хоть уж у самого «ёжик» седеет – но маме в таком противоречить? Не-т.
Мама внезапно присаживается у свежей могилки:
— Сына, а и ты и там… (я поневоле хмыкаю над мамиными словами… Мелкий-то такая тварь был!)
— Рома, ты на нас не очень… — голос удаляется в небытие, а я перепрыгиваю на лет … спустя — мамочка, ну я как могу против быть, ты лет десять назад…
…Рома – и твой, мама, голос, утихает среди осенних рязанских могил.
Я, перекрестившись, выпиваю водку.
Мама, ну не обижайся – ноябрьский ветер завывает сучкой блудливой. Мама, теперь я тебя хороню…
….я почти сомлел, замерзаю на хер…

— Мамочка… ну же… — я хнычу, и мой пасынок тоже хнычет, когда мы две недели спустя приходим с ним на кладбище:
— Мама… милая… — ты предстаёшь в обнимку с братишкой… знаешь, мам, я сейчас обнимаю своего-неродного-сопливо-пубертатного, который дрожит не хуже меня, когда вас видим в ноябрьских сумерках.
А потом мы с ним убегаем с кладбища. Прыщавая мордочка доверчиво поворачивается:
-Дядя Рома, а что это…
И я почти затыкаю ему рот. Сейчас такси подъедет, — и ты, мелкий, почти совсем забудешь… и только несколько лет спустя узнаешь-осознаешь, что твой отчим пришёл на ноябрьское кладбище, лишь чтобы воссоединиться:
— Мама милая, и братишка тоже, примите и… — хрип удавку заглушает…

А ты, сын неродной, спустя годы приходи… не бойся!
Если не забудешь, конечно. А забудешь – не виню… сынок.

 

висельник
Роман Дих