Позже мы получили утвердительный ответ. Сложная процедура идентификации спасаемых и согласование всех моментов эвакуации. В течение шести часов мы должны были собрать всех и доставить на территорию речного пассажирского порта у вантового моста.

Бронированная колонна из тяжёлой военной и полицейской техники движется по Октябрьской набережной. Белые хлопья первого снега валят сверху нам на головы.
— Откуда всё это? – я удивлён.
— От верблюда. Из эпицентра заражения. С места демонстрации у Гостиного. Вспомни соотношение сил: двести омоновцев, тридцать несогласных и пятьдесят журналюг-сексотов. Вот собственно и автопарк того цирка «Дю солей».
— Да, что ж всё крутиться вокруг этого дерьма?
— Задумка автора, — бородатый хмыкнул и ткнул указательным пальцем в грязное ленинградское небо.

Небо – ржавая крышка консервной банки чуть приоткрыта, разводы копоти и сажи блестят на солнце. Внутри мы и Голод, как бычки в томате. Густое месиво из слипшихся тел-душ в бордовой слизи нашей зависимости.

На фоне горящего вантового моста висят шесть чёрных грузовых вертолётов. Облака над нами чертят реактивные штурмовики. Стройная цепь из вооружённых солдат в костюмах химической защиты. Надпись «BIOHAZARD» на бронетранспортёре. Дула автоматов нацелены на нас. На крыше здания пассажирского порта установлены крупнокалиберные пулемёты. По периметру пропускного пункта заминированная полоса. Случайный чих может привести к молниеносной резне. Секунд двадцать хватит, чтобы размазать нас по асфальту.
Стоим молча, зажав пальцами жопы, боясь пёрнув разрушить мир. Ещё этот чёртов запор.

Фамилии и имена из мегафона разносит стылый ветер.
— Ты будешь по мне скучать?
— Нет.
Ветер подхватывает её имя.
— А я буду, — она целует меня в щёку, разворачивается и уходит. Стою, закрыв глаза, и слышу лишь её шаги. Дрянная девчонка, да что она о себе представляет. Я, блядь, зомби! Венец природы и органической химии. Мне жить осталось сутки. А я всё слышу чёртовы шаги.

Эту ночь я провёл вне особняка. Вне дома.

После момента заражения и первой волны насилия у Гостиного двора пропал какой- то промежуток времени. Вылетел из меня бесследно. Я очнулся от того, что не вижу происходящего вокруг. Лишь блики света играют в моих глазах. Медленно осев на тротуар, обхватил голову руками, завыл от жуткой крутящей боли в голове. Белый яркий свет жжёт изнутри, превращая действительность в пылающий огонь голода.
Ещё один не ясный, не анализируемый кусок времени — я валяюсь в грязи на проезжей части. Постепенно зрение вернулось ко мне. Вырисовывая сумрачный город. Крики жертв и вой инфицированных, отдельные выстрелы. Мерзкий запах собственного страха. Чёрная субстанция ночи поглощает улицы одну за другой. Моя одежда порвана, в грязи, в крови, пропахла мочой. Мелкая дрожь колотит методичным ритмом.
Ночевал в меховом магазине Гостиного двора. Скинув в угол шубы, устроился поудобнее. Вернулось время детских страхов темноты и одиночества. Родители снова ушли куда-то, оставив меня одного в пустой, пугающей квартире, где из каждого угла на тебя смотрит привидение, чей-то призрак. Лишь обрывок ночного неба в окно с мириадами горящих глаз, что сверлят погибшие души. Момент моего душевного надлома.
— Господи! Ты прости меня, не знаю, как обращаться к Тебе. Если это испытание Твое, то как жить дальше? Ради кого? Скажи, Господи! Не молчи! Разверзни небо, прояви гнев свой! Убей меня. Но, только не молчи, Господи!

Мир без меня мог быть лучше. Но кто бы ему позволил.